Н.А. Ратинова,
кандидат психологических наук,
член Международной Ассоциации Экспертов в области Психологии и Права
Необходимая оборона – один из старейших институтов уголовного права; закрепляющие ее нормы существуют в современном законодательстве большинства государств. В условиях, характеризующихся ростом преступности, особенно насильственной, усилий одних лишь правоохранительных органов по пресечению посягательств на жизнь и здоровье граждан явно недостаточно. Необходима и собственная активность людей, направленная на предотвращение агрессии. В сложившейся ситуации особое значение приобретает проблема практической реализации права граждан на самооборону, являющегося конкретизацией конституционного права
на неприкосновенность жизни, здоровья и имущества.
Многие правоведы отмечают, что практика применения законодательства о необходимой обороне далеко не безупречна, правоприменители затрудняются при определении наличия необходимой обороны и особенно при установлении ее допустимых пределов. Это объясняется тем, что в тексте ст. 37 УК РФ не приводятся признаки, позволяющие считать такую оборону правомерной, отграничивать от деяний, совершенных с превышением ее пределов. В результате правоприменители, оценивая соразмерность защиты и посягательства, вынуждены опираться на собственные представления, основанные на житейском опыте и здравом смысле.
Несоответствие текста нормы о необходимой обороне реалиям современной жизни вызвало необходимость в ее изменении. Принятая 14 марта 2002 г. редакция ст. 37 УК РФ не устранила имевшихся в прежней формулировке неясностей, сделав эту норму еще более сложной для понимания и неудобной в использовании.
Прогрессивной новацией редакции ст. 37 УК РФ от января 2003 г. стало включение в текст пункта 21, в котором говорится, что если обороняющееся лицо из-за неожиданности посягательства не могло объективно оценить степень и характер опасности нападения, то его действия не являются превышением пределов необходимой обороны. С позиции психологии это нововведение оправданно, поскольку особенности восприятия и субъективной оценки обороняющимся субъектом характера и степени угрозы во многом определяют специфику и интенсивность его защитных действий. Однако
вызывает опасение то, что из-за трудностей исследования и доказывания состояния необходимой обороны регламентирующая ее норма будет применяться значительно реже, чем эта оборона осуществляется в реальности.
Изучение практики выявляет значительное количество ошибок, допускавшихся следственными и судебными органами при решении вопроса об оценке правомерности защиты. В частности, правомерно оборонявшиеся лица привлекались к ответственности за превышение пределов необходимой обороны и за преступления против личности со смягчающими обстоятельствами (чаще всего – за деяния, совершенные в состоянии аффекта).
Следует отметить практику применения на ранних стадиях расследования преступлений уголовного закона «с запасом», свидетельствующую о наличии у следствия обвинительного уклона. То же, хотя и в несколько меньшей степени, наблюдается и при принятии судебных решений. В качестве примера приведем дело по обвинению Ш. в убийстве Б., рассмотренное судом первой инстанции в 1999 г.
Из материалов дела известно, что Ш. и К. совместно распивали спиртные напитки в квартире К. Позже К. стал высказывать претензии к Ш., тот попытался успокоить К., но последний взял отвертку и нанес удар Ш. в область правой ключицы. После этого К. попросил прощения, помог остановить кровь и уговорил Ш. не уходить и продолжить распитие.
Около 23 часов Ш. и К. вышли на кухню покурить и К. снова начал оскорблять Ш. Взяв в руки отвертку, он наступал на Ш., который отходил к окну. Когда отступать было некуда, он схватил стакан и бросил его в окно, чтобы соседи обратили внимание и пришли на помощь. К. шел, замахиваясь отверткой, и Ш. ожидал, что К. снова ударит его. Когда К. приблизился вплотную, Ш. протащил его за руку на себя, тот потерял равновесие и стал падать на Ш. После этого Ш. схватил К. за шею и сдавил, пытаясь заставить его успокоиться. К. осел на пол, обмяк. Ш. перетащил его в коридор, подложил под голову подушку, вызвал «скорую помощь». Приехавшие врачи констатировали смерть и вызвали милицию.
Во всех своих показаниях в ходе следствия Ш. отрицал наличие умысла на убийство К., подчеркивал, что ударов ему не наносил, действовал в целях самообороны. Его показания согласовывались с заключениями экспертиз, данными осмотра места происшествия.
Показания Ш. о характере и мотивах своих действий приводятся в тексте обвинительного заключения как добытые по делу доказательства. Тем не менее эта часть показаний Ш. полностью игнорируется и полагается установленным, что «Ш. в ходе ссоры с К., возникшей на почве личных неприязненных отношений, имея умысел на убийство К., схватил последнего двумя руками за шею и задушил его. Таким образом, Ш. совершил преступление, предусмотренное ч.1 ст.105 УК РФ».
Во время судебного разбирательства суд не согласился с мнением следствия, переквалифицировал действия Ш. на ч.1 ст.108 УК РФ (убийство, совершенное при превышении пределов необходимой обороны) и приговорил его к лишению свободы сроком один год. При этом в тексте приговора приводится следующее обоснование квалификации: «Ш. оборонялся от нападения К., которое было реальным, т.е. опасным для жизни и здоровья. Учитывая характер опасности, угрожавшей Ш., его силы и возможности по отражению посягательства, наличие колющего предмета, а также последующих действий Ш. после отражения удара, когда потерпевший стал падать на него, он мог иным более соразмерным способом успокоить К., то есть в данном случае нападение не соразмерно защите».
Подобный вывод обескураживает. Признавая наличие реальной угрозы жизни, суд посчитал, что защита голыми руками от нападения с использованием колющего предмета (причем, уже ранее применявшегося потерпевшим в качестве оружия для нанесения удара Ш.) является несоразмерной. Остается только сожалеть, что суд не пояснил, какой же способ защиты в данном случае соразмерен угрозе, и главное, на каком основании?
Недостаточная эффективность применения закона о необходимой обороне, значительное число судебных ошибок связаны не только с отсутствием в ст. 37 УК РФ четких критериев и признаков необходимой обороны и ее превышения. По мнению Т. Колмаковой, это обусловлено высоким уровнем оценочного характера образующих эту норму понятий. Обороняющийся должен выполнить слишком много условий (как правило, ему неизвестных), чтобы не нарушить принцип соразмерности защиты и нападения, думать не о том, как дать отпор посягателю, а о том, как не превысить пределы необходимой обороны. При этом фактически вся ответственность за наступившие последствия перекладывается законом не на нападавшего, а на оборонявшегося1.
Следует подчеркнуть, что во многом трудности применения норм о необходимой обороне обусловлены тем, что объективная сторона рассматриваемых деяний совпадает с признаками составов преступлений, предусмотренных ст. 105 и 111 УК РФ. Оценивая происшедшее по факту, правоприменители часто ориентируются лишь на внешние элементы деяний, упуская из вида данные об их субъективной стороне, не учитывая особенности личности, эмоционального состояния и причины поведения обвиняемых, что нередко приводит к ошибочной правовой квалификации. В то же время наиболее существенные данные, позволяющие установить состояние необходимой обороны или ее эксцесс, лежат именно в субъективной стороне этих деяний.
Постоянные ссылки юристов на субъективный, оценочный характер понятий, входящих в конструкцию нормы о необходимой обороне, имеют под собой реальные основания. Действительно, в основе ряда ключевых признаков необходимой обороны лежат психологические явления и феномены. Для наиболее эффективного расследования и справедливого судебного разбирательства таких дел следует привлекать специалистов-психологов.
Распространенная и существенная трудность, с которой сталкиваются практические работники, – разграничение правомерной обороны и деяний, совершенных с превышением ее пределов. В этих случаях выяснение субъективной стороны деяний имеет принципиальное значение и способно предупредить принятие ошибочных решений.
Для констатации превышения пределов необходимой обороны требуется установить, что защищавшийся осознавал факт превышения и желал наступления его последствий, явно не соответствующих опасности нападения. Поскольку эти обстоятельства специально не выясняются, создаются предпосылки для объективного вменения оборонявшемуся наступивших последствий2.
Существенным моментом является влияние на поведение защищающегося переживаемых им сильных эмоций.
Субъект часто оказывается не подготовлен к возникшей опасности, испуган, взволнован. Это может привести к снижению объема восприятия, осознания и, как следствие, к ошибкам в оценке ситуации, причинению большего вреда, чем это было необходимо для защиты. В психологии известно, что наличие выраженных эмоциональных переживаний существенно изменяет характер протекания психических процессов, ведет к дезорганизации поведения, утрате его гибкости, подконтрольности, снижению способности к объективной и адекватной оценке происходящего. В результате свободавыбора действий, их соответствие обстоятельствам значительно ограничиваются.
Об этом достаточно хорошо информированы и юристы. Практически во всех монографиях, учебниках и даже статьях, посвященных рассматриваемой проблеме, указывается на необходимость учета эмоционального состояния субъекта, осуществлявшего защиту от посягательства. Однако на практике этого не происходит. Сказанное может проиллюстрировать дело по обвинению А. в убийстве Г.:
13 октября 1999 г. около 23 ч. А. позвонил ее знакомый Г. и попросил разрешения зайти в гости. А. сказала, что уходит к подруге, живущей этажом выше. Через некоторое время Г. подошел туда. У подруги находился ее знакомый, все четверо некоторое время побыли там, после чего А. сказала, что ей надо укладывать спать дочь, и все спустились в ее квартиру. Пили пиво на кухне. Минут через 40 соседка и ее знакомый ушли. Г. вернулся на кухню и начал оскорблять А., выражая недовольство ее друзьями, бросил в лицо сигарету. Выйдя в коридор, он оторвал провода звонка, чтобы никто не позвонил в квартиру, и стал снова угрожать А., избивать ее.
В это время в квартиру постучала соседка, и А. удалось впустить ее. Увидев, что соседка зашла в ванную, Г. вернулся на кухню, где продолжал оскорблять А., наносить ей удары по лицу и телу, выламывать пальцы. После этого схватил бутылку и попытался ударить ею А., но та подставила руку, и бутылка разбилась. Г. начал угрожать А. расправой с ее дочерью. Когда он снова набросился на А., она схватила нож, висевший на стойке, и нанесла удар в грудь Г. Тот упал, захрипел. Испугавшись, она закричала. Прибежала соседка, и они вызвали «скорую помощь» и милицию.
Свидетели по делу показали, что Г., постоянно преследовал А., оставлял на автоответчике сообщения с угрозами, избивал ее, однажды порвал ей ухо. А. неоднократно безуспешно пыталась убедить Г. оставить ее в покое, боялась его. Свидетели охарактеризовали Г. как человека опасного, агрессивного, жестокого, вспыльчивого. Подчеркивали, что он был неоднократно судим. Характеризуя А., отмечали, что она отличалась мягкостью, неконфликтностью, не могла постоять за себя, была несколько робкой.
Медицинская экспертиза выявила у А. множественные кровоподтеки в области лица, правой кисти, левого бедра, трещины 5-го пальца правой руки.
Несмотря на указанные обстоятельства (приведенные и в тексте обвинительного заключения), следствие предъявило А. стандартное обвинение в умышленном убийстве и квалифицировало ее действия по ч. 1 ст. 105 УК РФ.
В ходе судебного разбирательства прокурор предложил переквалифицировать действия А. с ч. 1 ст. 105 на ч. 1 ст. 108 УК РФ и назначить ей наказание в виде двух лет лишения свободы условно. Адвокат поддержал мнение прокурора. Суд переквалифицировал действия А. на ч. 1 ст. 108 УК РФ, обосновав это тем, что «между потерпевшим и обвиняемой произошла ссора, которая переросла в драку. В процессе драки потерпевший подверг подсудимую избиению, наносил удары по лицу и другим частям тела. Учитывая, что потерпевший был физически сильнее, у А. были основания для принятия мер необходимой обороны, однако степень защиты явно не соответствовала степени и характеру опасности нападения, ударом ножа А. явно превысила пределы необходимой обороны».
По логике этого приговора следует, что при равенстве физических сил оснований для необходимой обороны быть не могло. Помимо очевидной правовой несуразности, такой подход прямо противоречит требованиям постановления Пленума Верховного Суда СССР от 16 августа 1984 г., в котором указывается, что при решении вопроса о наличии или отсутствии превышения пределов необходимой обороны «суды должны учитывать не только соответствие или несоответствие средств защиты и нападения, но и характер опасности, угрожавшей оборонявшемуся, его силы и возможности по отражению посягательства, а также все иные обстоятельства, которые могли повлиять на реальное соотношение сил посягающего и обороняющегося (количество посягающих и обороняющихся, их возраст, физическое развитие, наличие оружия, место и время посягательства и т.п.)»3.
В данном случае соотношение сил у миниатюрной двадцатилетней женщины и сорокалетнего мужчины, прошедшего «школу» в местах лишения свободы, явно неравноценное. Не случайно в суде А. утверждала, что если бы не схватилась за нож, Г. ее убил бы.
Обращает на себя внимание тот факт, что и на стадии расследования, и на этапе судебного разбирательства из поля зрения правоприменителей полностью выпала субъективная сторона деяния. В материалах уголовного дела содержатся многочисленные свидетельства того, что на протяжении длительного периода, предшествовавшего убийству, А. подвергалась преследованию со стороны Г., который высказывал угрозы в ее адрес, оскорблял, наносил побои. А. была запугана, опасалась за себя и своего ребенка. То есть налицо длительная психотравмирующая ситуация с накоплением отрицательных эмоций. На этом фоне поведение Г. могло восприниматься особенно остро, а то, что перед избиением он сломал звонок, придавало его угрозам убить особое правдоподобие. Последней каплей послужили угрозы Г. расправиться с дочерью А., в реальности которых, учитывая все происшедшее ранее, не было причин усомниться.
Можно с большой долей вероятности полагать, что на фоне длительной психотравмирующей ситуации у А., в ответ на агрессивные действия Г. могло возникнуть выраженное эмоциональное состояние с доминирующими переживаниями страха, отчаяния, гнева, существенно повлиявшее на ее поведение. Повторимся, все эти данные содержались в материалах уголовного дела, однако не были надлежащим образом оценены и учтены. На наш взгляд, использование психологических познаний в этом случае способствовало бы всесторонней оценке обстоятельств, существенных для вынесения справедливого приговора.
Таким образом, можно обоснованно утверждать, что правоприменители при расследовании и судебном разбирательстве деяний, совершенных в ситуации самообороны, часто упускают из внимания данные об их субъективной стороне, не учитывают особенности личности, эмоционального состояния и причины поведения обвиняемых, что нередко приводит к ошибочной правовой квалификации.
Приведем еще один пример – дело по обвинению П. в совершении убийства И. (слушавшееся в суде первой инстанции в 1999 г.).
6 августа 1999 г. в квартиру, в которой П. делал ремонт и временно проживал, пришел его знакомый И. и попросил разрешения переночевать. Поскольку отношения между ними до этого были хорошими, П. согласился. Они поужинали, немного выпили, и П. лег спать. Ночью П. проснулся от удара по голове и на некоторое время потерял сознание. Потом пришел в себя и увидел, что И. выходит из кухни, держа в руках принадлежащую П. сумку, в которой находились портативный телевизор, деньги и документы. На вопрос П.: «В чем дело?» – И. ответил: «Ты еще живой?» и, поставив сумку на пол, нанес П. удар молотком по голове, а когда П. упал – удары руками и ногами по телу. Увидев лежащий рядом на столике нож, П. взял его и нанес им несколько ударов в область груди И. После того как И. упал, П. спустился на первый этаж и попросил дежурящего там охранника вызвать «скорую помощь» и милицию.
Показания П. подтверждались заключениями судебно-медицинской и судебно-биологической экспертиз, касающихся обстоятельств причинения потерпевшим телесных повреждений П., данными допросов свидетелей, осмотра места происшествия. На протяжении всего следствия и в судебном заседании П. говорил, что его действия были ответной реакцией на поведение потерпевшего. Следствие, не опровергнув показания П., более того, признав его показания правдивыми и ссылаясь на них в обвинительном заключении как на добытые по делу доказательства, никак не учло их при квалификации его действий, предъявив ему обвинение по ч. 1 ст. 105 УК РФ.
Суд, не согласившись с мнением следствия, принял решение, что при совершении инкриминируемого деяния П. находился в состоянии аффекта. Действия П. были квалифицированы по ч. 1 ст. 107 УК РФ, и он был приговорен к двум годам лишения свободы. При этом психическое состояние П., судя по материалам дела, в достаточной степени не изучалось.
Проведенный психологический анализ материалов уголовного дела, показаний П. на следствии и в ходе судебного разбирательства не выявил каких-либо данных, позволяющих расценить его состояние как аффект. Не усматривается признаков, характерных для аффекта, – отсутствовала характерная трехфазная динамика протекания, не обнаруживалось свойственного аффекту сужения восприятия и сознания, внезапного взрывного характера изменения протекания психических процессов, не выявлялось признаков постаффективной астении, апатии, вялости. Поведение П. носило упорядоченный характер, было последовательным, направленным на защиту собственнойжизни и имущества от противоправных посягательств потерпевшего. Насилие в отношении И. было ответным и прекратилось после того, как тот упал.
То обстоятельство, что ни суд, ни адвокат П. не усмотрели в его действиях признаков необходимой обороны (или уж, в крайнем случае, ее превышения), не может не вызвать недоумения. Тем более проблема надлежащей правовой оценки лежит отнюдь не в теоретической плоскости – при признании деяния П. подпадающим под признаки, предусмотренные ст. 37 УК РФ, он был бы признан невиновным, да и ст.108 предусматривает значительно более мягкие санкции, чем ст. 107 УК РФ. В данном случае квалификация деяния по ст.107 не только юридически и психологически необоснованна, но и нарушает принцип справедливости.
Нередко установить обстоятельства, имеющие психологическую природу, способны сами следователи и судьи, имеющие определенные знания в области психологии. Однако в ряде случаев требуются профессиональные психологические познания, использование специальных методов диагностики, которыми правоприменители не владеют.
Оптимальным решением этой проблемы является внедрение в практику экспертных психологических исследований нового вида – экспертизы состояния необходимой обороны и ее превышения.
Задача судебно-психологической экспертизы данного вида – анализ комплекса психологических процессов и явлений, имеющих значение для квалификации деяния как необходимой обороны или совершенного с превышением ее пределов.
Экспертиза по делам о необходимой обороне и ее превышении представляет собой совокупность исследований, включающих:
При этом особое значение имеет исследование адекватности и точности восприятия оборонявшимся криминальной ситуации, и прежде всего поведения и намерений нападавшего, а также оценки субъектом характера и степени опасности, реальности осуществления угрозы. В свою очередь, точность межличностного восприятия зависит от особенностей эмоционального состояния оборонявшегося и его индивидуальных психологических особенностей.
Применительно к задачам данного вида экспертных исследований из всего спектра индивидуально-психологических особенностей наибольшую важность и информативность представляют следующие:
Следует собрать так называемый конфликтологический анамнез, т.е. данные о свойственном субъекту поведении в конфликтных ситуациях, о практикуемых им обычно способах разрешения межличностных противоречий. Нужно уяснить, склонен ли субъект к силовым методам, конфронтации или предпочитает искать недеструктивные выходы. Были ли у него в прошлом инциденты, сходные с исследуемым?
Одновременно необходимо собрать и «виктимологический анамнез», т.е. выяснить, не оказывался ли ранее подэкспертный или его близкие жертвами агрессии (со стороны как потерпевшего, так и иных лиц в других обстоятельствах). Если подобные эпизоды будут выявлены, то высока вероятность влияния подобного опыта на восприятие субъектом обстоятельств исследуемой ситуации и его поведение в ней.
Описанные показатели в совокупности определяют потенциальную способность субъекта воспринимать, осознавать, оценивать обстоятельства ситуации «защиты-нападения» и осознанно руководить своим поведением при отражении посягательства. Однако цель экспертного исследования – установление того, имелась ли в конкретной ситуации у лица актуальная способность к осознанию обстоятельств происходящего, их адекватной оценке, соотнесению своих оборонительных действий с требованиями данной ситуации. Для этого нужно применить ретроспективные методы. С помощью анализа материалов уголовного дела и опроса подэкспертного следует восстановить субъективную картину происшедшего, в том числе особенности восприятия и оценки субъектом криминальной ситуации, его эмоциональное состояние, специфику поведения с учетом присущих ему индивидуальных особенностей.
Характеристики криминальной ситуации. Среди различных характеристик конфликтной ситуации наибольшую роль играют неожиданность и внезапность ее возникновения, быстрота протекания, недостаток информации при необходимости оперативного принятия высокозначимого решения, ее экстраординарность, иногда – большое число участников с неопределенностью их позиции. Важной представляется также характеристика состояния правонарушителя к моменту возникновения конфликта (опьянение, астенизация, эмоциональное напряжение, предшествовавшая психотравма).
Наиболее существенны особенности поведения потерпевшего: прямая или косвенная провокация агрессии с его стороны, угрожающий характер его высказываний, наличие в его действиях реальной или субъективно воспринимаемой опасности для жизни, здоровья или иных личностно значимых ценностей.
В ходе экспертного исследования необходимо установить, насколько субъективно неожиданным для оборонявшегося было событие (особенно с учетом последнего дополнения к ст. 37 УК РФ), какова степень его травматичности, личностной значимости. Следует выяснить, насколько ситуация конфликта была экстремальной для субъекта, в какой степени происходящее воздействовало на наиболее уязвимые звенья его личностной структуры, не чрезмерны ли были требования к ресурсам его самоконтроля, способности к оперативному анализу и принятию решения. Для этого данные экспериментального исследования индивидуальных и личностных особенностей соотносятся с данными, содержащимися в материалах уголовного дела – показаниями самого субъекта, других лиц, характеризующими криминальную ситуацию. Возникающие предположения проверяют и уточняют в ходе беседы с подэкспертным, в процессе которой выясняют наличие указанных факторов и их реальное влияние на его восприятие и оценку происходившего.
Характеристики состояния и поведения субъекта в момент обороны. В экспертном исследовании по делам о необходимой обороне или ее превышении само по себе установление у защищавшегося субъекта того или иного особого эмоционального состояния необходимо, но недостаточно. Определяющими являются роль и место такого состояния в генезисе защитной агрессии, его спровоцированность действиями посягателя, а также влияние на способность оборонявшегося субъекта, правильно оценивать происходящее и осознанно регулировать свои действия.
Для анализа рассматриваемого поведения целесообразно использовать принятую в отечественной психологии структурную модель деятельности. При этом следует установить присутствие или выпадение таких элементов, как мотиво- и целесообразность, способность к осознанию происходящего, выбору и оценке средств и способов действия, прогнозу их возможных последствий, контролю и коррекции своих действий. Диагностика степени сохранности структуры деятельности позволяет оценить, насколько защитное поведение было осознанным, произвольным и подконтрольным, что, в свою очередь, дает возможность судить о мере ответственности субъекта за содеянное в случаях превышения пределов необходимой обороны.
Психологическая специфика данных деяний определяет и характер вопросов, которые необходимо ставить на разрешение судебно-психологической экспертизы. По нашему мнению, наиболее существенную информацию содержат ответы на вопросы, касающиеся восприятия и оценки субъектом параметров криминальной ситуации и поведения потерпевшего. В ряде случаев важные данные о субъективной стороне деяния могут дать ответы на следующие вопросы о специфике эмоционального состояния и об индивидуально-психологических особенностях оборонявшегося:
Привлечение психологических познаний при расследовании преступлений, совершенных с превышением пределов необходимой обороны, даст следственным и судебным работникам существенную информацию для уяснения внутренних механизмов деяния, роли виновного и потерпевшего в генезе криминального события; обеспечит адекватность и справедливость правовых санкций, их соразмерность общественной опасности содеянного и личности преступника, позволит отграничить преступление от невиновного причинения вреда.
В заключение следует подчеркнуть, что практическая реализация гражданином закрепленного в законе права на самооборону имеет немалое социально-психологическое и политическое значение. Возможность применения гарантированного законом права на защиту себя и своих близких от насильственных посягательств характеризует определенную зрелость гражданского общества, члены которого должны быть уверены в соблюдении своих конституционных прав. Подобное положение способствует утверждению гражданского достоинства людей, помогает преодолеть беспомощность перед лицом угрозы.
Опубликовано: Юридическая психология. Сборник научных трудов. Выпуск третий. Часть I / Под ред. докт. юрид. наук Г.Х. Ефремовой, докт. психол. наук О.Д. Ситковской. М., 2005
1Колмакова Т. Нужно ли понятие превышения пределов необходимой обороны? // Законность. 1992. №4.
2См.: Матинский М.З., Семенов Д.Е., Юшкова Е.Ю., Юшков Ю.Н. Применение законодательства о необходимой обороне и превышении её пределов // Государство и право. 1994. №6. С.80.
3БВС СССР 1984. №5. С.11.